![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
therese_phil) wrote2009-04-21 07:04 am
Памяти В.И.Г.
Когда в январе ВИ попросил меня о встрече, я страшно удивилась. Когда-то – с четверть века назад – он помог мне в нелегких обстоятельствах, мы около года довольно тесно сотрудничали, а потом нечувствительно разошлись, без ссор, но и без особых сожалений. С тех пор мы встречались более или менее случайно – на литературных собраниях, в книжных магазинах, на улице; в мой день рождения он звонил и говорил любезности (а я регулярно забывала позвонить ему), и раз в три года уточнял какую-нб архивную мелочь, которую без труда мог бы выяснить сам.
На сей раз предмет беседы был куда серьезней: речь шла о посмертной судьбе его архива. Собственно, разговор об архивах для меня обычно внеэмоционален: профессия, не более того. Но слушать ВИ, измеряющего свои сроки, было странно до чрезвычайности. Вот уж кто всегда жил «здесь и сейчас» и даже на многочисленных поминках, несмотря на седину и некоторую беззубость, умудрялся выглядеть молодым (и благодарным) наследником своих уходящих знакомцев (не раз даже примеряла, с какой стороны от моего гроба будет стоять Г. в положенный день). И тут такое… В общем, уходила я в задумчивости и, что ни день, вспоминала грустные глаза и негромкий голос старого приятеля, обошедшегося почему-то без обычных криков «Я Вас люблю!» и «Не буду морочить Вам голову на почве Вашей любезности!». Кстати сказать, Г. мог быть уклончив, ревнив, подозрительно-скрытен, искоса-недоброжелательно поблескивать затемненными очками, но иногда какая-то безрассудно-взрывная волна подхватывала его и он начинал безудержно смеяться, немелодично взвизгивая и тряся гривой. Так же внезапно им овладевал гнев, он агрессивно тыкал пальцем и кричал что-то угрожающее, подчас вовсе ни с чем не сообразное. Но в последнюю нашу встречу он был прост, откровенен и тих. Оказалось, не зря. Впрочем, ретроспективно в таких случаях все кажется предвещанием, провиденциальным симптомом.
Но за эксцентричностью литературного поведения и маргинальностью некоторых ученых занятий нельзя упускать главного. Собственно говоря, исследовательские и публикаторские проекты Г. всегда, начиная с первой его книги (1964), были встроены в более обширную программу, ориентированную не на взрослую, а на детскую аудиторию. В центре внимания Г. была детская литература, точнее сказать детская книга ХХ века. При этом его равно интересовали и литературные и художественные ее составляющие. Можно вспомнить, например, замечательный сборник, составленный ВИ: «Художники детской книги о себе и своем искусстве» (1987). И это была отнюдь не тупая перепечатка опубликованного: многие тексты, а по сути – глубинные интервью, были инициированы самим Г. и им же совместно с автором доведены до высочайшего литературного уровня (умение работать с чужим словом, между прочим, помогает понять, почему столько людей доверяли Г. хранить свои воспоминания, рукописи, права). Интересом к детской книге обуславливались и обращение к творчеству Хармса, Введенского и Олейникова (прежде всего к их «детским» произведениям; кстати, первые публикации Г. об этих писателях относятся к концу 1960-х – нач. 1970-х гг.), и занятия литераторами совсем иных поколений (Елизавета Кульман, Раиса Кудашева, Елизавета Бем, и др.).
Владимир Иосифович, как жаль, что Вы больше не позвоните. «Я Вас люблю!» Уже без кавычек.
no subject
Спасибо, что так хорошо написали.
no subject
no subject
А что же, все-таки, будет с архивом? Мне нужно это знать: дела фамильные. Сообщите, что знаете.
no subject
очень-очень жаль его
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
В последнее время я часто утешаюсь мыслями о геометрической прогрессии. Если человек научит добру двух детей своего семейства - это двое добрых людей. И если у каждого из подросших детей окажутся по двое собственных - в мир придут четыре хороших человека. И так далее. Выходит некоторый светящий в будущие времена прожектор добра, причём луч его ширится и не слабеет.
Что же говорить о человеке с тысячами потомков? Вот его оправдание, смысл, триумф, истинное, не пафосное бессмертие. Мы видим эти лучи и они не угаснут. Пусть светит, и спасибо Вам, Владимир Иосифович.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
Вчера похоронили. Как-то я его не узнала: благородный старик в гробу никак не ассоциировался с энергичным, патлатым и веселым моим приятелем
no subject
no subject
no subject
Деловые разговоры с вдовой и сыном вести было неуместно, но они мне обещали позвонить, когда очухаются.
no subject
no subject
no subject